Это история о «пассивной агрессии» для моих друзей, отметивших, что им это интересно и они готовы прочитать мои размышления. Все они люди занятые, поэтому специальное для них я сделал аудиоверсию для прослушивания по дороге, разбил на главы по 15 минут и разместил первую на Spotify, так мне быстрее и удобнее. Если кто-то предпочитает другие стриминговые платформы — напишите название в комментарии и я побыстрее займусь редистрибуцией, чтобы вторую и последующие главы можно было слушать в вашем любимом плеере.
Спасибо и приятного прослушивания.
Часть первая. Предыстория
Пассивная агрессия описывается в популярных статьях большими, жирными, широкими мазками.
Копирайтеры приписывают пассивной агрессии статус психологической патологии, под который попадает настолько широкий спектр социальных взаимодействий, что если пытаться использовать её свойства для классификации, любой человек гарантированно впадает в соблазн назвать «пассивной агрессией» абсолютно всё что вызывает негативные эмоции в обычном общении и походя подводить любое действие под определение «пассивная агрессия окружающих» или его синоним — «токсичность».
Не надо видеть в этом заблуждение или искать умысел журналистов и популяризаторов психологии. Это абсолютно естественная форма подачи материала авторов, старающихся удержать внимание и угодить как можно большему кругу читателей, которые не планируют разобраться в хитросплетениях мотивов и тонкостях психологической реализаций. Для них важно быстро получить практическое решение эмоционально ощущаемой проблемы, и затратить на это минимум времени и усилий.
Адаптируя материал, извлекая данные из разрозненных источников, урезая и сокращая его под потребности читателя, авторы упускают логику «пассивной агрессии» и множат достоверные, но противоречиво скомпонованные утверждения и выводы.
Не отрицая истории вопроса, в дальнейшем изложении своего исследования «пассивной агрессии» я буду следовать классической логике: «А предшествует и является базой для наследующего (->) Б, Б -> В, В -> Г и т. д.».
Начнем с того, что пассивная агрессия существует с момента зарождения специализированных органов коммуникаций. Она есть и может быть идентифицирована у всех высших животных.
Само же определение запущено в оборот полковником армии США, Уильямом Меннингером.
Немного о полковнике. Начиная с 30-х голов прошлого века он работал в семейном психиатрическом фонде, параллельно курируя психологическую подготовку паравоенных в отрядах морских бойскаутов. С началом Второй мировой войны завершил работу в семейном бизнесе и полностью перешел на государственную службу, в должности директора отдела консультантов по психиатрии офиса главного хирурга армии США. Там он руководил разработкой меморандума Medical 203, в значительной степени повлиявшего на принятый всей армией США классификатор психических расстройств.
По совокупности военных заслуг Меннингеру в 1945 году присвоено очередное звание «бригадный генерал». Не высокое, но почётное. В представлении было отмечено, что главная заслуга генерала в значительном уменьшении потерь личного состава по психологическим и психиатрическим причинам. Что бы это не значило.
Выйдя в отставку Меннингер возглавил комитет по реформированию государственных психиатрических лечебниц. Делал он это с таким размахом и задором, что в 1948 году попал на обложку журнала «Таймс» как «лучший менеджер по продаже психиатрических услуг».
После войны влияние подготовленного группой Меннингера меморандума распространилось и на первый раздел «Психические расстройства» Международной статистической классификации болезней, введенный в оборот в 1949 году. Больше влияние положений меморандум Medical 203 оказал на первое «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам», опубликованное в 1952 году.
В этой предыстории появления и включения «пассивно-агрессивного расстройства личности» в классификаторы болезней стоит обратить внимание на три факта.
Уильям Меннингер, до прихода в полностью военную психиатрию, работал управляющим в семейном фонде, обеспечивающим деятельность комплекса семейной психиатрической клиники, в том числе занимавшейся лечением и реабилитацией подростков и обучением психиатров. Еще в 20-х годах прошлого века при клинике основана средняя школа и факультет психиатрии. По словам Карла Меннингера, автора книг-бестселлеров семейной психотерапии и брата нашего героя, основной концепцией семейного предприятия Меннингеров было «провидение». «Мы грезили о лучшей медицине для лучшего из миров» («We had a vision of a better kind of medicine and a better kind of world.»)
Позднее, уже в 50-х, семья Меннингеров отойдёт от непосредственного управления клиникой и фондом, передаст полномочия наёмным директорам, но концепция окажется верной и «Хьюстонская клиника Меннингера» до сих пор регулярно входит в рейтинг топ-5 психиатрических клиник США, по версии «US News & World Report».
Не очень-то понятным пятнышком на научной репутации клиники является исследование творчества и паранормальных явлений в 60-х. Грешили они за деньги фонда семьи Иттлсон с нидра-йогой и модным тогда йогом Свами Рамой. Но кто в 60-х был без греха?
Для нас может показаться чем-то несущественным, но в начале прошлого века работа и карьера в скаутском движении являлась серьезным подспорьем военной и политической карьеры.
Поэтому Уильям, эффективный менеджер от психиатрии, в перерывах занимающийся с мальчиками — «морскими бойскаутами». Для него это серьезная работа. А для подростков — ещё одна игра, поддерживаемая романтикой морских путешествий, командной работой, нашивками, ачивками и карьерной иерархией. Это очень важно, так как первый принцип игры в скаутов совпадает с первым принципом военной службы: «беспрекословное подчинение приказу вышестоящего командира».
По всем «военным» канонам, равный не может быть для скаута источником приказа для пересмотра решения или отказа от выполнения распоряжения вышестоящего командира.
Формируя иерархию отряда скаутов Уильям не испытывает явного сопротивления. У паравоенных подростков нет критической физической зависимости от командующего ими взрослого, им ничего не угрожает ни в процессе, ни результате выполнения приказов. В отсутствии страха не формируются ярко выраженные негативные реакции на управляющие директивы. Без личного негативного опыта фатальные последствия военной службы не кажутся реальными, неизбежными или имеющими точную дату и время.
Но именно в отрядах бойскаутов Уильям столкнулся и зафиксировал для себя проявления эмоционального сопротивления власти иерархии.
По правилам «игры в военных», подростки, объединённые авторитарным принципом управлени, были относительно независимыми элементами, но только в рамках правил принятой ими игры. Подчиняясь, оценивая решение о награде и наказании, повышении или делегировании права командования, подростки неизбежно выказывали своё несогласие с управляющим действием командира.
«Разделяй!» — ещё один важный принцип движения. В скаутской иерархии была формально, на уровне разного рода «Уставов», «Заповедей», «Карманных справочников», «Присяг» и прочих, закреплена именованная возрастная сегрегация, изолирующая воспитательные «корзины» возрастные группы. Скауты каждого возраста имели свои групповые именования, чем-то напоминающие суффиксные возраста учеников в средних школах Японии или неформальные звания-префиксы, указывающие на выслугу лет служащих срочной службы.
Придя в скауты маленьким ребенком, новобранец, даже если не проявлял особых навыков и талантов, становился для младших старшим и рос в иерархи только по выслуге лет.
Недовольный подросток-скаут пытался сбалансировать вес командира публичным или частным призывом к справедливости, апелляцией к солидарности товарищей по группе, отряду или арбитражу других взрослых. И, чтобы там не говорили, основной из главных задач «командира» возрастной ячейки скаутов было постепенное подавление «радиуса» распространения «критической информации», которая потенциально могла перехватить инициативу управления вверенного ему подразделения. Постепенно ребенка отучали от вербальной рефлексии, переводили в «режим молчания», высшей точкой которой должна стать абсолютная безэмоциональность и информационное замыкание внутри ячейки, а ячеек — в сообществе.
Дети, как объекты воспитания, укладывались в эту канву идеально. С точки зрения исследования «пассивной агрессии» в скаутском движении есть очень много интересного и требующего кропотливого, тонкого и ресурсозатратного разбора. Возможно, если у меня будет много времени и ресурсов, я когда-то вернусь к этой работе. Здесь-же я завершу исследование теоретического базиса психиатрического диагноза «пассивная агрессия» двумя интересными и эффективными методами, имеющими непосредственное отношение к «пассивной агрессии». Они известны практически всем, но на них никто не обращает внимания. И зря.
Первый. «Замыкание агрессии через культурную апроприацию».
Многие историки скаутского движения обращали внимание, что «сухопутные» скауты начала XX века регулярно «косплеили» индейцев. Переодевались и раскрашивали лица, строили временные летние лагеря в виде традиционных поселений коренных жителей, перенимали манеры поведения, подсмотренные в кино и книгах. Для европейцев, познавших культуру и быт коренных народов Северной Америки из фантазийных книг и кривых переводов псевдоромантиков раннебуржуазного времени это не кажется чем-то странным. В США же отношение государства и большинства населения к индейцам не было таким романтичным и трепетным. Их считали недоразвитыми дикарями, стоявшими в своём развитии ниже домашних животных. Достаточно полно отношение к индейцам раскрывает фраза из «Убийц цветочной луны», фильма Мартина Скорцезе вышедшего в 2023 году. Это малоизвестная история об экономических и семейных отношения коренных и не коренных американцев в 20-30-х годах прошлого века. Один из множества отцов семейств, осознанно убивших своих жен-индианок, говорит: «Проще сесть за убийство собаки, чем за убийство индейца».
Переодеваясь индейцами в начале прошлого века скауты отделяли себя от мира взрослых. То есть, делали примерно то же самое, что и белые джаз-банды, мазавшие лица ваксой и в таком чернокожем виде выступавшие перед пьяными посетителями баров, ресторанов и бурлеск-шоу.
Но есть тонкость. Музыканты, апроприируя чернокожих, стремились раскраской получить билет на право «неприкасаемого» ярко выйти за рамки сдержанного поведения «цивилизованных» музыкантов и агрессивно отстаивать своё право на независимость исполнения от вкуса, морали или этики слушателей.
У скаутов, косплеющих краснокожих, цель была в исчезновении из поля зрения «родительской» цивилизации. Молчание, бесшумное передвижение, собственный язык, изготовление и применение примитивных орудий, ловушек и утвари. Главное — это за непроницаемым, безэмоциональным лицом скрыть от «других» свои намерения и планы. Чтобы в самый неожиданный момент снять скальп с презирающего их общества. Согласитесь, такое воспитание через разделение «мы / они» очень напоминает выработку целого букета симптомов «пассивной агрессии», особенно если использовать методику в однородной группе, где каждый член испытывает очередной личностный кризис. Не имея опыта межвозрастного общения и критического осмысления происходящего, наряженные изгоями подростки «зеркалируют» поведение друг-друга и тем самым усиливают эффект замыкания эмоций и речи на себя.
Второй. «Экономическое принуждение к агрессии».
Каждый скаут, и мальчик, и девочка, должны оплатить своё участие в отряде и коллективные затраты на организацию мероприятий. Это не единые членские взносы, а непосредственная оплата всего, что касается организации деятельности локальной группы движения. Фиксированные взносы варьируются от трехсот до полутора тысяч долларов, есть поступления от благотворителей и доноров, часть — доходы от инвестирования свободных средств в недвижимость, акции и облигации. Сводных финансовых отчётов по всей организации никто не публикует, поскольку, как таковой, единой организации у скаутов нет, а есть концепция присоединения к хартии движения, предполагающая максимально возможную федерализацию локальных объединений, сохраняющих иерархию званий и соподчиненности, но выступающих под разными «специализациями», чем-то напоминающими рода войск. Поэтому ко всему, что касается экономики скаутского движения, можно смело добавлять наречие «предположительно». Особенно для стран, где скаутов куда как больше, чем в США.
С 20-х годов прошлого века существует мемный образ девочки-скаута, продающей печеньки. Это кажется чем-то несерьезным, но ровно до того момента, пока не видишь перед собой реальную пару маленьких пигалиц, уверенно и бескомпромиссно собирающих заказы, принимающих деньги или отдающих товар покупателю. Мальчики-скауты не так видны в продажах, но и у них тоже есть своя торговая марка снеков, которой они торгуют вместе с прочим мерчем.
Каждый год, всего три месяца, с февраля по апрель, девочки из GSA, Ассоциации «Девочки скауты Америки», вступают в бой за огромный рынок печенек и последние несколько десятилетий выигрывают его с разгромным счетом. Единственная компания, которая хоть как-то противостоит этим малолеткам, работая 12 месяцев 24/7 — это Oreo.
«Мальчики скауты Америки» (BSA) продают снеков (предположительно) на сто миллионов долларов, «Девочки скауты Америки» на восемьсот. По оценкам экономистов это половина поступлений бюджета скаутов в США. И BSA и GSA проводит работу над собственными торговыми марками, выводит на рынок новые продукты, снимает с продажи не показавшие необходимой эффективности и этим ничем не отличается от сражающихся с ними пищевых корпораций. Все смеются, но можно написать целую историю о 51 сорте печений снятых с рынка, адаптации новых сортов к политической, социальной и гендерной повестке, едва не случившемся во время Второй мировой войны крахе скаутского движения, причиной которого стали ограничения на продажу ингредиентов для выпечки печенья.
Почему в рассказе о «пассивной агрессии» есть история о печенках?
«Продажа — это война», «Вождь подобен торговцу, вложившему свои средства в дело и ожидающему прибыли», «Бизнес — это война». Изречениями от Наполеона Бонапарта до Мацуситы Коносуки вполне можно описать «сезон продажи печенек». Для этого надо заглянуть в маленькую, примитивно иллюстрированную брошюру «Как девочке—скауту продавать печенье».
Поверьте мне, это произведение ничем не хуже «Искусства войны» Сун Цзы. А может быть даже лучше, потому что понятнее и его советы можно интерпретировать практически для любой отрасли, в которой надо за короткий срок «поставить под ружье» несколько миллионов исполнителей.
«Успокойся», «Не обращай внимания на неудачи», «Не зли однокашников», «Сделай так, чтобы выглядеть старше», «Не нарушай границ» — и ещё десятки простых и эффективных формул эмоционального зацикливания на достижении цели отвечающей интересам корпорации скаутов. Я сам очень хочу провести тесты уровня агрессивности до, во время и после «сезона печенек», чтобы подтвердить или опровергнуть гипотезу о росте пассивной агрессии участвующих в акции скаутов.
Это предыстория Уильяма Меннингера, до войны видевшего, но не придававшего значение тому, что позже он классифицирует как «пассивную агрессию» и охарактеризует как «психическое расстройство».
В следующий раз я расскажу, почему на существовавшее сотни тысяч лет поведение был наклеен ярлык «агрессия», какая классификация существует внутри этого понятия и как можно построить работу, именно «работу», со вспышками или экспансией «пассивной агрессии» своих противников или у себя.
