От нулевого меридиана

процесс и не более

Duck typing

«Если искать и находить в окружающем мире подсказки и предвестия дурного, это не поможет избежать неприятностей, но позволяет наблюдать за ними с точки зрения смирившегося с судьбой резинового утенка, нагадавшего на пузырьках мыльной пены неприятности в будущем и теперь засасываемого воронкой в слив ванной. „Зато я получаю опыт“, — думает утёнок. — „Я не успел в жизни ничего, но теперь точно знаю, в каком полушарии, Северном или Южном, буду смыт в канализацию! Не зря в школе, вместо математики, которая точно мне не пригодится, смотрел под партой блог Топле…“»

32 этаж

«Размышления о том, что меня ожидает и как я выгляжу сточки зрения внешнего наблюдателя чем-то напоминают мысленный эксперимент Шрёдингера с кошкой, во многом определившей длящуюся боле века диффузию философии в физику. Благодаря проникновению одного в другое каждый умеющий связать два слова союзом и проспрягать глагол считает себя специалистом в квантовой механике.

Все помнят, что по условиям эксперимента кошка запирается в герметичный металлический ящик с адской машиной, срабатывающей по сигналу от счетчика Гейгера. При регистрации первой же частицы радиоактивного распада падает молоточек ударного механизма и разбивает внутри сейфа ампулу с синильной кислотой.

Детонатором „адской машины Шрёдингера“ служит крупинка вещества в котором есть ровно один атом изотопа Менделевия-258m, с периодом полураспада 57 минут. Предсказать когда распадется атом не представляется никакой возможности, поскольку невозможно даже предположить, зарегистрировал ли радиоактивный распад счётчик и собирается ли распадаться элемент в течении текущего часа или подождёт до какого нибудь. Мы точно не знаем, распадется ли именно этот атом, можем расширить на его поведение факт расчета атомов оставшихся не распавшимися, их будет приблизительно половина от тех, над которыми мы начали наблюдение. Вероятность того, что адский механизм сработает и смертельно ядовитые испарения убьют кота до конца эксперимента составляет приблизительно пятьдесят процентов. На всем протяжении отрезка времени кот жив с вероятностью пятьдесят на пятьдесят. Но вот в какой момент часа это произойдет — предсказать нереально. Чтобы ответить на этот вопрос и сеять „неопределенность состояния“, надо прервать опыт, открыть ящик и взглянуть на кота. До этого кот и жив, и мертв одновременно.

Есть множество философских интерпретаций этого умозрительного эксперимента, но у всех их есть одна общая черта — ни одно из спекулятивных умозаключений невозможно проверить экспериментально, получив данные, которые можно использовать для предсказания состояния скрытого от наблюдателя объекта.

А вот дальше всё зависит от школы которая будет интерпретировать моё состояние. В классической, коппенгагенской школе, наблюдатель отделен от меня и ему в целом всё равно в каком состоянии я нахожусь — его интересует вероятность с которой в зависимости от длительности эксперимента я буду находиться в каждый конкретный момент времени заточения в ящик. Чем дольше я нахожусь вне поля зрения наблюдателя, тем выше вероятность состояния в котором я буду рассматриваться как объект инициированный смертью. В идеале моя смерть по прохождении одного часа под управлением адской машины заряженной Менделевием является практически стопроцентным исходом.

Многомировая школа рассматривает меня как множественное пересечение Вселенных в которых я существую либо живым либо мертвым одновременно. И только наша Вселенная, как миксер бытия, позволяет мне абстрагироваться от всех Вселенных, где моя волновая функция разрешена внешним наблюдателем. За мной здесь не наблюдает никто, поэтому я могу осознавать себя живым и быть таким длительное время, находясь вне наблюдения. На сколько вселенных я могу рассчитывать? Я не существую примерно для 8 миллиардов практически доступных мне наблюдателей планеты Земля. Это и есть минимум параллельных вселенных, в которых потенциально существует мой образ как мыслящего индивида.

Информационная школа полагает, что я существую только в виде проекции на решетку, фиксирующую квантовое состояние меня как объекта способного к интерпретации информации и разделения её на признаки. Если не существует информации обо мне — значит я не существую. Если нет наблюдателя решетки проекции — то нет меня и всего, что с мной неразрывно связано. Наблюдатель — это Бог в системе. Разрушить вселенную можно перестав её наблюдать.

Нелокальная интерпретация предполагает связь всех вселенных до уровня существования и бытия объектов множества вселенных. Если я не мертв во всех Вселенных, то умирая в одной я мгновенно исключаюсь и из всех остальных. Причём, непротиворечиво только существование объектов, во всём остальном они располагают максимально доступной им свободой детерминации своих состояний.

Человек тот же котик, запертый в железный ящик. Но котик давший информированное согласие на более сложный эксперимент. Ему объяснили, что ящик — это машина времени, немного приближающая его естественный финал, избежать которого он не может. Но в процессе этого ускоренного приближения к смерти есть вероятность того, что он получит уникальный опыт, во многом зависящий от его подготовки к эксперименту и личного желания. Но для этого он должен дать экспериментаторам добровольное согласие на участие в эксперименте, согласиться на передачу всех данных эксперимента для дальнейшей обработки и отказаться от претензий в случае каких бы то ни было последствий широкого спектра: от смерти до постижения высшего смысла бытия, тотального разочарования, осознания бренности и тщеты своего существования.

Кот решает сам, что ему безразлично что произойдёт дальше: самоубийство, непредсказуемый экспириенс или же он просто час уныло просидит в темноте и выйдет из ящика без точного представления о том, была ли угроза его жизни реальной или экспериментатор не зарядил „адскую машинку“ и преследовал совсем другие цели, когда обманывал его, предлагая ему выбор между смертью и спонтанным озарением.

По сути кот соглашается на то, чтобы прожить „непротиворечивую историю“ импровизированную Богом, который по одному ему известному сценарию определит финал жизненной траектории котика.

История атомарна. И у котика, запертого в железном ящике три атомарные цепочки. Все они связаны оператором „или“. Для внешнего наблюдателя они равновероятны и равнозначны, поскольку никто из них не заинтересован в реализации любой из них и от них не зависит ни одна из их личных „непротиворечивых историй“. Мертвый кот — это всего лишь „мертвый кот“, кот получивший инсайд и познавший истину — это кот который не сможет передать свой опыт встреченному им человеку, кот просидевший полтора часа в темноте — это всего лишь кот над выражением морды которого можно посмеяться, выложить видео с ним в „инстаграм“ и собрать лайки.

Весь вопрос состоит в том, что на любом этапе, любой истории мы собираем непротиворечивую цепочку элементарных инвариантных событий, каждое из которых может бесшовно стыковаться и порождать непротиворечивую историю.

Инвариантность события заключается в его неизменяемости во времени и отношении меняющимся условиям наблюдения и отношения. Но при этом порождаемые последствия зависят от измерительных приборов6 которыми будут зарегистрированы.

Пример с котиком — это иллюстративный парадокс, что-то вроде „папки“ операционной системы, терминологически придуманной и визуально реализованной компанией Xerox в интерфейсе оболочки Star...»

Технологическая конспирология

«Поймал себя на том, что иногда перестаю верить в реальность происходящего со мной. И сразу вспоминаю книги, которые мне исподволь подсовывала одноклассница Лена.

Ленка после школы работала лаборантом в авиационном техникуме и возилась с бывшими на то время диковинкой персональными компьютерами. Дома у нее была небольшая библиотечка репринтов парижской „Academia“, отпечатанных, сшитых и переплетенных её братом во время ночных бдений у копировального аппарата Вычислительного центра института математики. Время от времени она конспиративно выдавала мне стопку перфорированной по краям „самиздатовской“ бумаги, сшитой обычной ниткой, которую я должен был прочитать за ночь и вернуть на следующее утро.

Брат Лены был математиком и самоуглублённым активистом какого-то там инженерно-коспирологичекого течения мысли в местном Академгородке, где у особо продвинутой части обделенных научной судьбой бородатых младших научных сотрудников был тайный доступ к неким множительным механизмам, недоступным остальному населению. Бородачи распечатывали сомнительную литературу разной степени мистичности, часть из которой была состаряпана ещё Третьим охранным отделением во времена Распутина и Бадмаева и ловко вернута черносотенными газетами в революционный дискурс первой русской революции, а часть — размножена с парижских изданий брошюрок разного рода „гуру“, вроде Блаватской и Гурджиева. Первые раскрывали мировые заговоры, вторые — смутно доставляли ксеноконспирологам то, что называлось „духовные практики“ и художественно оттенено официально признанными пейзажиками Рериха, за неимением лучшего развешенными по стенам местного художественного музея.

Поражающая сила этих самодельных артефактов кустарной полиграфии позднесоветской эпохи заключалась в ограниченном времени выдаваемом для ознакомления и фрагментарности их восприятия.

За треть суток, предназначенных для сна, их надо было тайком прочитать, подбадривая себя крепким чаем, дурным кофе и струями ледяной воды на затылок из кухонного крана. Такое чтение через добровольный отказ от сна работает как самый эффективный метод „промывания мозгов“.

Надо признать, профессионалы Третьего охранного отделения отлично умели переписывать памфлеты писателей времен Великой французской революции, адаптируя их к реалиям смутной эпохи русского революционного движения начала двадцатого века. Советская цензура и культ социалистического реализма досуха истощили почву знаний обычного человека. Без доступа к каким бы то ни было альтернативным власти источникам информации любой бред падал на дремучий, залежный чернозем „лучшего в мире образования“ и давал на нем удивительные по своей логической затейливости побеги.

И что может быть лучше для прорастания плевел дури, чем депривация сна, неконтролируемые дозы кофеина и холодная вода на темечко?»

Жизнь дала лимон

Тачку лимонов. Но ей этого показалось мало. И она приковала наручником к этой тачке. Ровно посередине лимонной плантации в центре страны Лимонии. И вот ты стоишь посреди плантации лимонных деревьев, ветки увешанные яркими лимонными плодами, под ногами трава в которой валяются лимоны, руку сжимает и оттягивает браслет наручников, прикованных к сияющей под лимонно-ярким солнцем алюминиевой тачке с горой лимонов и думаешь о том, что будет дальше.

Аватар подкаста

Подкаст живет какой-то странной, своей, жизнью. Давно записаные эпизоды вытаскиваются как карты из колоды и хаотически размещаются на Ютьюбе.

Русалки топлес, лето — аллес, деньги…

Такого рабочего лета не было с блаженных времен работы укладчиком асфальта. Но асфальтоукладчики не решали проблем отказа Google от платформы подкастов и переноса их наработанного за пять лет на YouTube.

Летняя уборка

Подчищаю блог от отрывков книг готовящихся к публикации.

Ранее Ctrl + ↓