«День Сурка II», Фил , 5
Taken on February 27, 2008
Слушайте
Читайте
Фил
Рита встала с кровати и почему-то прямо в пижаме пошла на кухню. Я спиной чувствовал, что происходит что- то необычное. Потом я задумался на тем, как надо было стоять подросткам, чтобы создать именно этот причудливый узор окурков на чёрном от растаявшего снега асфальте. Я уже почти представил, как они стоят, переговариваются плюют на землю и тянут пиво из бутылок в скрученных спиралью бумажных пакетах, как моё внимание отвлёк грохот, доносящийся с кухни. Я ещё не различал проклятий, которые выкрикивала Рита, но по приближающимся звукам я понял, что именно я породил эту бурю гнева. Рита ворвалась в спальню как разъярённая фурия. У неё в руке был молоток для отбивания мяса. Признаться, я даже не подозревал, что у нас есть такая экзотическая кухонная утварь.
— Фил, где кусок мяса, который я вчера положила в холодильник?! Где этот чёртов кусок мяса!!! Отвечай мне немедленно!!! Я! Хочу! Кусок! Мяса!
— Какой «кусок мяса», Рита? Если ты его покупала — возьми его в холодильнике! Ты же знаешь — я абсолютно не умею готовить и на завтрак мне вполне достаточно кофе и тостов с джемом. Успокойся. Может ты забыла его в магазине?
— Не делай из меня идиотку! — Рита ударяла воздух перед собой деревянным молотком для отбивных, каждым ударом подчёркивая ритм своей истерики. — Я купила два куска мяса и собиралась поджарить их на завтрак! Мне на-до-е-ли твои тосты! Я хочу мяса, и я буду есть мясо на завтрак, куда бы ты его не спрятал!
— Хорошо, тебе надоели тосты, не расстраивайся, сходи в «Арку», у них, кажется, есть ветчина...
— Я не хочу ветчины, идиот! Я хочу мяса!!! Которое я поджарю на сковородке у себя на кухне! А свои тосты можешь засунуть себе в задницу! Вместе с Бивесом и Батхедом!
Она подскочила к кровати и начала крушить молотком будильник. Я стоял и бормотал «Рита, успокойся... Я прошу тебя... Рита...» Вокруг неё летели осколки будильника, настольной лампы, стакана, пузырька с «прозаком». Когда на тумбочке кончились бьющиеся предметы она пару раз долбанула молотком по книге, которую я читал, швырнула молоток в фальшивый камин, стараясь попасть им в нашу свадебную фотографию, потом закрыла лицо руками и рыдая ничком повалилась на кровать. Её сотрясал плач, волосы разметались по подушке. Я не знал что делать. Осторожно подошёл к ней, потрогал за колышущееся плечо, но моё прикосновение не успокоило, а усилило её рыдания. Я присел на кровать и стал гладить её по спине и голове. Постепенно плач утих и перешёл в горестные всхлипывания. Я сбегал на кухню и принёс стакан воды. К моему приходу Рита уже сидела на кровати и подперев руками подбородок покачивалась в такт одной ей слышимой мелодии.
— Рита, выпей воды. — Я поднёс стакан к её губам. — Хочешь, я схожу за мясом, — от того, что я представил себе этот поход, меня передёрнуло, как передёргивает от резкого холодного порыва ветра.
Стакан стучал о зубы пьющей Риты.
— Зачем… ты… спрятал… мясо? — она выдавливала слова вглядываясь только ей видимую точку в пространстве за моей спиной произнесла она.
— Рита, клянусь Богом, я не видел и не брал этого мяса.
— Не ври! — Она опять расплакалась, но уже тише. — Я принесла вчера кусок говядины и положила на нижнюю полку холодильника. Теперь там его нет.
— Рита, может ты что-то перепутала? Ты много работаешь — вот и приснилось, что купила мясо. Мы никогда не покупали мясо, мы всегда ходили в ресторан. — Я вспомнил, что мы не были ни в одном ресторане уже лет восемь.
Рита перевела взгляд с невидимой точки на меня. Она смотрела куда-то вглубь прошлого меня покрасневшими и опухшими от слёз глазами. Очевидно она, как и я, вспомнила, как давно мы не ходили никуда вместе.
— Мы не ходим в ресторан почти десять лет. И ты это прекрасно знаешь...
— А хочешь, пойдём в ресторан прямо сейчас?
— Какой ресторан утром!?.. И я не идиотка, и точно помню, что купила мясо! — Она замерла. Её поразила какая-то мысль. — И я тебе это докажу! У меня есть чек из мясной лавки!
Она кинулась в прихожую, что-то опрокинула по дороге и через несколько секунд вернулась со своей сумочкой.
Вывернув её прямо на постель, Рита ладошкой разровняла горку высыпавшихся на одеяло мелочей: ключей, скидочных карт, авторучек, косметических принадлежностей, перемешанных с прочим женским дрязгом.
Она выхватывала из раскиданного по одеялу поля чеки, подносила их близко к глазам, читала шевеля губами и раздражённо бросала на пол. Я увидел валяющиеся на полу очки, в которых она читала перед сном, но не решился предложить их ей. Я заметил в разбросанных по кровати безделушках полупустую пачку сигарет и зажигалку. Я всегда запрещал ей курить. Она перехватила мой взгляд — сигареты и зажигалка демонстративно полетели вслед за чеками. Я отвёл глаза и уставился на валяющиеся на полу бумажки. Из свесившейся ступни Риты на пол капала кровь — когда она бежала за сумочкой порезала ногу об осколки.
— Рита, — позвал я.
— Что ещё!? — едва сдерживая себя она оторвалась от очередного чека. Я глазами указал на кровоточащую ногу.
— Отвяжись... — Она швырнула на пол проверенную бумажку и опять зашарила руками по кровати, расшвыривая содержимое сумочки. Но чеки кончились.
— Потеряла! Но я докажу. Я ведь платила по карточке? Да, я всегда плачу по карточке. — Рита выхватила из кошелька кредитку. — Сейчас мне точно скажут, где и когда я вчера покупала мясо!
Она кинулась к разбитому ночному столику, но телефона там не оказалось. Рита упала на кровать и стала шарить руками за прикроватной тумбочкой и под кроватью, куда от ударов бучарды улетела база телефона. Она на ощупь нажала на кнопку поиска и откуда-то из глубины квартиры раздался зуммер потерянной трубки. Зажав карточку в руке она на рванулась из спальни, опять что-то опрокинула и через минуту появилась на пороге из полумрака коридора, на ходу разглядывая номер сервисной службы банка на кредитке и одновременно набирая его на телефонной клавиатуре. Её пальцы срываются, попадают не на те цифры, она чертыхается, сбрасывает неверно набранный номер и глубоко дышит, стараясь успокоиться.
Наконец на том конце провода ответили. Она остановилась лицом к лицу с мной.
Я вижу, как тихонько колышутся её волосы, чувствую её утренний запах и исходящую волну плохо сдерживаемой ненависти. Я её немного боюсь и понимаю — если что-то произойдёт: ей грубо ответят или, может, я слишком резко, на её взгляд, попытаюсь дотронуться до неё рукой, телефон полетит в меня, а она кинется и будет царапать меня и рвать на мне волосы.
Она тоже это чувствует и старается не смотреть на меня, а разглядывает кусочек синего пластика с голографическим голубем. Все больше раздражаясь и отводя взгляд от меня, она слушает инструкции голосового меню, нажимает на необходимые кнопки и чертыхается: «Я знаю, что вы все записываете! Ну и пишите — член всем вам в глотку! Потом послушаете, если не задохнетесь и выживите! На хер мне ваши депозитные программы... Я просто хочу услышать, еб вашу мать, что я вчера купила в лавке кусок долбанного мяса, который у меня спер мой муж и потом швырнуть ему телефон в его тупое небритое рыло! Давайте вашего добанного оператора!... Ах мой звонок „важен для вас“, блядские потроха и по этом мне надо ждать три минуты! Да заткните вашего гребаного Моцарта!!! Дебилы! Смените пластинку, или просто дайте мне послушать тишину!!! Одна минута! За эту минуту я успею сказать вам, что у вас самый мудацкий банк в Нью-Йорке, у которого директор — конченный мудак... Извините... Это у нас громко включён „Бивес и Батхед“. Прошу вас... Пожалуйста... Мне очень срочно нужна информация по моему счету. Сейчас, сейчас... Номер карточки ... — Рита старательно, по цифрам, произносит номер карточки и трясёт головой, подтверждая энергичными кивками повторяемые оператором цифры. — Кодовое слово? Э... Подождите, сейчас, сейчас... Я давно не получала справку... Сейчас... „Эмолексия“. Что? Нет, „И“... Это вам кажется что такого слова не бывает! Извините... Извините, нервы... Сколько на карточке? Так... А вчерашние платежи? Можно получить места в которых сделаны покупки? Только номера терминалов? А адреса магазинов? Это не входит в набор услуг? Пожалуйста! Я вас очень прошу! Нет, карточку блокировать не надо... У меня её взял... ребёнок... и я хочу точно знать, где и что он покупал вчера... Нет... Нет... Это не то... Всё? Спасибо». Рита кидает трубку и карточку на заваленную содержимым сумки кровать и закрывает лицо правой рукой. Пальцы, прикрывающие глаза, расходятся и Рита теперь смотрит на карточку через их решетку. В тишине я слышу, как в трубке несколько секунд бъётся зуммер отбоя.
Она отрывает взгляд от синего прямоугольника кредитки, валяющейся на смятой белой простыне и смотрит на меня. Ненависти нет — только растерянность. Её начинает трясти, я подсаживаюсь на кровать и кладу ей руку на холодное предплечье. Она тычется лицом мне в грудь. Я обнимаю её за плечи и начинаю поглаживать вздрагивающую в плаче спину. — Не надо, Рита... Это был сон. Мне тоже иногда сниться сон про... про... — я хочу рассказать ей о последнем дне в Панксатоне, но вспоминаю, что она с некоторый пор ненавидит этот городок. — И мне кажется, что нет его реальнее. Хочешь, пойдём в ресторан? Или я немного приберусь и схожу за мясом?
Я отворачиваю одеяло, сваливаю содержимое сумочки Рита на край кровати укладываю её и накрываю плачущую и трясущуюся как от холода Риту одеялом. Она всхлипывает.
Я вытираю её мокрое от слез лицо кончиком одеяла, подтыкаю его поплотнее и иду за мусорным пакетом и пластырем для порезанной ноги.
Некоторое время я вожусь с её пяткой, из которой торчит осколок стакана, с трудом вытягивая его срывающимся со стекла пинцетом из маникюрного набора. Полчаса я собираю осколки и рассыпавшиеся таблетки, смываю пятна крови, очищаю пол пылесосом и протираю тумбочку. Рита лежит, смотрит в потолок и молчит.
Потом я одеваюсь, накидываю пальто и захожу спросить, где она брала мясо. Она машет рукой в сторону окна.
— У тебя есть деньги?
— Вроде есть.
— Подожди, у меня в кошельке немного наличных — возьми. Вдруг ты опять всё спустил на телефон и интернет.
— Я ...
— Бери, бери...