Вспомнил, что в gitbook’е лежит небольшая и не опубликованная повесть из тех, которые мы каждый год писали к дню рождения Курта Воннегута и посвящали Килгору Трауту.

Прошло пять лет, но она написана необычайно актуально.

Начало здесь куски 1 2 3 4 5 6 7

Gitbook на компьютере не открывается, известно по какой причине, а вот на планшете еще работает. Чтобы вытащить текст приходится пересылать его через телеграм, режущий повесть на «порционные куски». Если вам подкладывать — пишите, буду регулярно подкладывать, если нет — нерегулярно.

все немецкие выражения переводил как мог, если кто-то знает язык лучше меня - исправьте

Первый кусок

«Что можно сказать 11 апреля о погоде в Берлине? „Она есть“.

Утром дыхание еще превращается в пар, руки мерзнут от прикосновения к перилам уличных ограждений и переходов. Днём прохладные весенние дожди чередуются с промытым голубым небом и теплом Солнца, за минуты поднимающим температуру на 5-10 градусов, стремительно снимающих с прохожих курки и пиджаки, подтягивающих на уличные скамьи, где они превращаются в медлительных и расслабленных курортников, потягивающих лимонад, как бы нехотя покусывающих припрятанные в сумках и рюкзачках крендельки, бурито, такос, лениво беседующих с такими же размякшими на тёплом весеннем ветерке соседями по нагретым солнечными лучами доскам.

С самого утра я тихо бреду вдоль нарисованной на мостовой желтой полосы. Кое-где она уже почти истёрлась подошвами прохожих, кое где её недавно подновляли и прогулка чем-то напоминает мои детские походы за спичкой вдоль весеннего ручья, бегущего к решетке уличного стока. Единственное отличие, что мой кораблик не ныряет через десяток метров в ливневую канализацию. Если желтая полоса и исчезает на несколько метров, то это не обозначает того, что её нет.

Время от времени на перекрестках мне попадаются небольшие застекленные будочки, почти точные копии обычных уличных киосков торгующих кофе, солёными крендельками-брецелями и горячими сосисками в булке. Отличает их только то, что они покрашены ровным серым пластиковым напылением и на каждом трафаретом отбит скромный желтый, но четко видимый даже в сумерках, „der Bundesadler“ — стилизованный федеральный орел и надпись „Grenzkontrollpunkt“. В витринных окнах каждой будочки маячит высокая тулья фуражки пограничника, неподвижно смотрящего на что-то лежащее перед ним на столе.
Когда я в утренних сумерках начал свой путь с юга Берлина, это „нечто“ было подсвечено маленькой служебной лампой на гибкой гофрированной трубке. В сочетании с неподвижностью обладателя форменной фуражки и витого серебра погон сияние лампы делало пункты пограничного контроля сходными по милоте с сувенирными стеклянными шарами с Рождественским Вертепом внутри. Только без младенца, Девы Марии, овечек, ослика и яслей. И вместо даров волхвов я мог предположить только книжку „Charta des Grenzschutzdienstes“, в 135 раз перечитываемую перед аттестацией на присвоение очередного воинского звания. Ибо „Diene gemäß der Verordnung — du wirst Ehre und Ruhm gewinnen!“.

Я точно знаю, что любому военному и государственному служащему не положено иметь на рабочем месте никакого электронного устройства, кроме вменяемых должностными обязанностями. Поэтому бумажный „Устав несения пограничной службы“ может быть единственным развлечением младшего офицера, заключенного в плавательный пузырь контрольно-пропускного пункта. КПП на моём пути попадались несколько раз и от раза к разу они гасли, превращаясь из рождественской игрушки в малозаметные и инородные улицам нашлепки.

Погода менялась. Я то натягивал на себя прихваченную непромокаемую „попонку“ с капюшоном, то раздевался до толстовки. Так я потихоньку добрел до пересечения Friedrichstraße и Zimmerstraße.
Когда-то именно здесь был расположен „Checkpoint Charlie“ — переход для гражданских лиц между Восточным и Западным Берлином. Я видел фото двадцатилетней давности. У меня возникло желание вытащить эти изображения и сравнить с нынешним видом. Я остановился и было примерился наложить фото вьетнамского ресторанчика на перспективу Циммерштрассе, как увидел, что привлек внимание молоденького пограничника, на минутку оторвавшегося от увлекательнейшего „Устава несения пограничной службы“. Он поправил фуражку, специфическим круговым жестом померил, ровно ли и правильно она сидит на голове согласно уложения „Charta des Grenzschutzdienstes“, и сделал приглашающий жест руками.

„Здесь — так здесь!“ — решил я и пошел к пограничному переходу. С документами у меня было всё в порядке, ничего запрещенного к вывозу при себе не было.»